С каждым днём уверенней заявляла о себе весна. Тени стали резкими, почти синими. Солнце так слепило глаза, что пришлось из бересты сделать солнцезащитные очки с узенькими щелками. Первыми освобождались от снежного плена древние скалы. В лесу начали бормотать косачи, и даже удалось наблюдать турниры глухарей.
Захотелось мне попробовать глухариного мяса. Было ещё темно, когда я отправился с луком на токовище. По дороге я наломал охапку лапника, который постелил под ёлочками на краю токовища. Став на колени, я стал ждать. Начало светать, а птицы не появлялись. Вдруг слева что-то треснуло. Через несколько секунд боковым зрением я увидел большую лохматую овчарку. Я не мог понять, откуда в глухой тайге взялась собака. Наконец до меня дошло, что это волк. Неожиданно зверь остановился. Я на всякий случай навёл на него стрелу. Покрутив головой, волк уставился на меня большими блестящими глазами. Мне стало жутковато, и я попытался натянуть тетиву, а хищник сделал резкий прыжок и мгновенно исчез. Вот это встреча!
Оглядываясь, я долго размышлял над увиденным, а глухарей так и не дождался. Возможно, они обнаружили серого разбойника и перенесли своё брачное мероприятие в другое место.
Всё больше появлялось проталин. В каньоне снова жизнеутверждающе зашумел освободившийся от ледяного плена водопад. Мне надоело пить чай из снеговой воды и я, взяв две стеклянные банки, по утреннему насту пришёл к водопаду.
-Здравствуй, дружище! - сказал я подставив руку под холодную струю. – Ну как, перезимовал? Я, кажется, тоже. Ещё немного и я поплыву отсюда домой. Хотя, признаться, у меня и дома-то ещё нет. Молодой специалист с окладом сто десять рублей и койка в общаге, а ведь мне уже четвёртый десяток идёт. Наверно пора уже копить на кооперативную квартиру, но как копить, если зарплаты инженера едва хватает, чтоб прилично одеться. Возможно, мать Майи в чём-то права. Надо как-то зарабатывать деньги. Везде требуются дворники. Можно рано утром и поздно вечером работать, но инженеров не берут. Инженерно-техническим работникам разрешается только преподавательская подработка. Может сходить в подшефную школу, где я показывал ребятам свои работы. Вдруг им требуется преподаватель черчения или рисования. А писать ценники в гастрономе за какие-то подачки – это ниже моего достоинства. Мы пережившие годы войны с презрением относились к работникам торговли и общепита, считали, что большинство из них не чисты на руку.
Да, возможно я не пробивной, зато сейчас у меня есть такие замечательные этюды. Если над ними хорошо поработать, то получится целая серия интересных работ, с которыми не стыдно будет участвовать в любой выставке.
Пока вода была чистая, я почти ежедневно ходил к водопаду и разговаривал с ним, как с хорошим другом, но вот сильно потеплело. Снег стал проваливаться, потекли ручьи и по каньону понёсся бурный, мутный поток. На реке вдоль берега появилась полоса воды. Пройдёт ледоход, и можно будет ловить рыбу. Когда-то в деревне я видел плетёные из ивовых прутьев ловушки. Там их называли мордами. Пока было время, я решил сам изготовить такую ловушку. Конструкцию в целом я представлял, но отдельные элементы и технологию плетения надо было разрабатывать самому.
Пока не разлилась река, я на берегу нарубил несколько охапок лозы.
Более часа я крутил и вертел ивовые прутья, пытаясь что-то сотворить, но ничего не получалось. Деревенские мужики запросто плетут эти морды, а я инженер ничего не могу сделать. Позор! Ведь надо сплести всего лишь две воронки. Одну большую другую поменьше. Маленькую вставить в большую и прочно скрепить их края.
Я стал думать не с позиции конструктора, а как технолог и тут же меня осенило. Надо сделать приспособление, чтоб закрепить основания прутьев. На подсохшей площадке перед землянкой я нарисовал круг диаметром около полуметра. По окружности стал втыкать заготовленные метровые прутья на расстоянии около двух сантиметров друг от друга. Получился частокол. Чтоб укрепить частокол, я переплёл его тонкими ветками и превратил в плетень. Кверху сооружение я сузил. Саму макушку переплетать не стал, а просто стянул шпагатом. Шпагат развязывают, когда вытряхивают рыбу. Таким же образом я изготовил воронку поменьше. Только узкое отверстие у неё оставил открытым для прохода рыбы. Маленькую воронку вставил в большую и обмотал края тонкими ветками. Вот и морда готова. Можно ставить в реку, а лучше в какой-нибудь приток. Я видел, как деревенские мужики перегораживали протоки соединяющие озёра с рекой, оставляя узкий проход, в который ставили такие морды и были с рыбой. Проверять чужие морды считалось самым гнусным делом.
Солнце грело всё сильней. Я уже ходил в одной рубашке по подсохшему берегу. Вдруг раздался страшный треск, потом ещё и ещё. Лёд на реке, словно ожил. Раскалываясь на отдельные льдины, он двинулся вниз по течению. Внизу что-то препятствовало, а сверху лёд всё напирал и напирал. Огромные льдины громоздились друг на друга, а некоторые поменьше аж вставали на ребро. Быстро стала прибывать вода. С замиранием сердца я впервые наблюдал такое динамичное явление природы. Через два дня лёд прошёл, но отдельные, где-то задержавшиеся льдины продолжали плыть по полноводной реке.
Отовсюду доносилось разноголосье пернатых певцов. Вдоль реки шумно хлопотали дрозды. У меня кончилось мясо, но стрелять дроздов мне не хотелось.
Взяв лук и стрелы, я направился в лес, где в ранние часы ещё продолжали токовать глухари. Пройдя с километр, я спустился в заболоченный распадок. Кое-где ещё белел снег. В огромных лужах отражались белые стволы берёз. Боясь промочить ноги, я поспешил покинуть низину. Вдруг из-под разлапистой ели с шумом вылетела огромная птица, сильно напугав меня. Не успев разглядеть, я сразу потерял её из виду. Наверно это был глухарь. Почему-то я заглянул под ёлку и обалдел. Там было большое гнездо с крупными кремовыми с бурыми пятнами яйцами. Значит, это была самка глухаря. Яиц было около десятка. Мне страшно захотелось поесть варёных яиц. Сложив в карманы половину яиц, я задумался над тем, какой вред приношу экологии. Раз гнездо уже потревожено, глухарка всё равно бросит его. Весна в самом разгаре и птицы ещё успеют построить новое гнездо, отложить яйца и вывести потомство. Вот если я убью самку, птенцов уже не будет. Забрав все яйца, я пошёл домой. С каким аппетитом я ел новое кушанье!
Я очень сожалел, что в фотоаппарате кончилась плёнка, правда не был уверен в своём умении фотографировать. Не каждому горожанину удалось видеть гнездо глухаря. На следующий день я не взял лук, но прихватил с собой лукошко и альбом с цветными карандашами.
Ярко светило солнце. Радостно заливались пернатые певцы. На лужайках от лёгкого ветерка колыхалась трепетная ветреница. Вдруг что-то мелькнуло на стволе черёмухи. Осторожно подойдя к дереву, я увидел зверька похожего на белку, но с маленьким хвостиком и тёмными полосами на спине. Зверёк не выразил никакого испуга, даже напротив, стал с любопытством разглядывать меня. Конечно, это был бурундук. Без резких движений я достал из рюкзака альбом с карандашами и стал рисовать. Любопытный зверёк менял позу, перемещался по суку черёмухи, но не собирался убегать. Сквозь птичий хор до моего слуха временами доносился какой-то странный звук, похожий на глухое ржание. Я заканчивал уже третий рисунок, когда мимо меня из густых зарослей ельника, сотрясая землю, пробежал огромный лось. Испугавшись, я даже не запомнил, как он выглядел. Только усвоил, что рогов у него не было. Скорей всего это была лосиха. Бурундука на черёмухе уже не было. Сунув карандаши в карман, я направился в сторону ельника. За невысокими ёлочками покачиваясь на длинных ногах, стоял маленький лосёнок. Несуразно сгорбленный, он хлопал большими глазами на большой голове. Я совсем не знал, как ведут себя лосихи с детёнышами, но не удержался и стал рисовать это чудо природы. Постоянно оглядываясь, чтоб не попасть под копыта матери, я выполнил хороший рисунок юного обитателя тайги.
Гнёзда с яйцами в этот день я не нашёл, но позже нарисовал несколько гнёзд и даже набросал тетерева с его необычным хвостом. Оказывается, рисовать животных и птиц очень интересно. До этого мне доводилось рисовать с натуры только лошадей и коров. Одновременно я занимался заготовкой яиц. Кроме глухариных мне попадали гнёзда тетеревов и рябчиков. Иногда попадали яйца с зародышами, но я не выбрасывал их, а оставлял для приманки рыбы.
Наваленные мной груды глины только начали подсыхать, а наверху над обрывом давно уже было сухо. Я часто поднимался туда по вырытым в обрыве ступеням, садился на сухую прошлогоднюю траву и часами любовался просыпающейся природой. Иногда я ложился на уже нагретую весенним солнцем лужайку и, глядя на проплывающие облака, размышлял о смысле жизни.
Поднявшись в очередной раз на обрыв, я заметил среди пробивающейся яркой зелени небольшие стерженьки.
- Да это же пистики! – воскликнул я.
Когда-то в далёком детстве мама готовила из них селянку. Я быстро сбегал за посудой, набрал эти ранние витамины и принялся готовить кушанье. Очистив пистики от чешуек, я их мелко порезал и поставил варить. Не много поварив, залил яйцами. Не знаю, из чего состояла мамина селянка, но в те послевоенные годы это было очень вкусно, В моём кушанье наверно не хватало молока и соли, но всё равно это было что-то новое и полезное. Потом пошла в ход подрастающая крапива и сныть, которую в народе называют пиканами. Пил я берёзовый сок и даже селянку готовил на нём. Снег почти весь уже растаял, а ручей был ещё мутным.
Постепенно вода в реке стала светлеть и начала спадать. Я умудрился с помощью длинного шеста поставить морду в реку, но рыба проигнорировала мою ловушку. В поисках лучшего места для установки морды, я направился вниз по реке. По срубленным кустам я понял, что тут ходили геологи. Скоро мой путь преградила скала. Она была похожа на ту скалу у верхней стоянки. что нависала над рекой. только была значительно меньше. Река билась в скалу и поворачивала налево. Летом наверно был проход между рекой и отвесной скалой, а теперь, чтоб пройти дальше, надо было обойти или подняться на скалу. Мелкие берёзки и сосенки покрывали каменистый склон, а на вершине каким-то чудом выросла довольно крупная сосна с кривым стволом. Сухая трава, присыпанная прошлогодними листьями, шуршала под моими ногами, когда я карабкался наверх. С вершины скалы было видно, как река уходит налево, а за скалой вытянулся почти параллельно реке какой-то водоём. Кажется, это была старица. Осторожно спустившись по другую сторону скалы, я стал пробираться к водоёму, но заросли мелколесья и талая вода заставили меня повернуть к реке, где я нашёл продолжение тропы, по которой вышел к протоке, соединяющей старицу с новым руслом. В самом узком месте даже сохранились перила от мостика. На старице то и дело раздавалось кряканье уток.
На следующий день я снова пришёл на это место, прихватив с собой морду и топор. Срубив три осины, я восстановил мостик. Забивая с мостика колья, я соорудил запруду. В средину запруды установил свою ловушку. На всякий случай бросил в неё уже протухшее яйцо с зародышем.
Мне уже надоели яйца и через сутки, сгорая от любопытства, я бегом прибежал к протоке. В морде оказалось около десятка рыб. Я узнал краснопёрых окуней, золотистых карасей, крупную сорогу. Какие-то ещё крупные, но не знакомые мне рыбины, попали в мою ловушку. Бедные рыбки, наверно, шли нереститься, а их поймали. Какая жестокая жизнь, но ведь я должен что-то кушать.
Ночи были ещё очень холодными, но всё равно надо было готовиться к отплытию. Из целой ёлки я вытесал длинное весло и сушил на солнце, чтоб оно стало легче. Чтоб рукоять была гладкой, почти каждый день скоблил её стеклом разбитой бутылки. За этим занятием застала меня первая весенняя гроза. Вместе с веслом я убежал в свою землянку. Дождь хлестал с такой силой, что я стал побаиваться за свою каменную стену на глиняном растворе. Без конца сверкали молнии, а гром гремел с такой силой, что вздрагивала земля. Но вот шум дождя стих. Я открыл дверцу. Грозная чёрная туча, на фоне которой всё ещё вспыхивали молнии, уходила направо, а слева небо уже очищалось. Удары грома постепенно стихали. Глина у входа в землянку так размокла, что было страшно выходить. Я лёг на топчан и стал ждать , когда подсохнет...
Предыдущую часть приключенческой повести Е.И.Старкова следует.